Бархатный театр
Бархатный сезон в приморских городах Украины - это благодатное время для премьер и фестивалей. Театры живут напряженно, привлекая зрителей - и своих театралов, и отдыхающих - прежде всего комедиями и мелодрамами, праздничными шоу и именами столичных и зарубежных гастролеров. Но встречаются на этом развлекательном фоне и совершенно неожиданные для бархатного южного театра серьезные работы, способные ранить душу, заставить мыслить и страдать.
Мой крутой украинский маршрут прошел в этом году через три русских украинских города - каждый со своим лицом, своей аурой и традициями. Севастополь - не только город-курорт, но и город военной славы, Русский театр здесь выстроил цепочкой премьеры сезона. Южная Пальмира - Русский театр этого шумного, остроумного города провел V Международный фестиваль «Встречи в Одессе». Ялта, с ее нарядной праздной набережной и углубленными чеховскими традициями, в третий раз собрала публику на Международный фестиваль «Театр. Чехов. Ялта» в роскошно отреставрированном под патронатом мецената Александра Лебедева городском театре (директор театра и фестиваля Николай Рудник).
Маршрут начался в театре, стоящем в начале шумного Приморского бульвара. Севастопольский академический русский театр драмы им. А.В.Луначарского показал три комедии. Но какими же разными они оказались!
Григорий Лифанов, преподаватель актерского мастерства ВГИКа, давно познакомился с севастопольцами благодаря Союзу театральных деятелей РФ - впервые московский режиссер приехал сюда в рамках программы поддержки русских театров ближнего зарубежья и стал его другом. «Фабричная девчонка» - уже четвертая постановка в Севастополе, Лифанов хорошо знает труппу, и причина его удачи не только в профессионализме самого режиссера и актеров, но и во взаимном их доверии. Режиссер-педагог, Лифанов любит и умеет работать с молодыми - именно молодежь занята в «Фабричной девчонке». Режиссер ставит пьесу Александра Володина, написанную в 1956 году, не как социальную драму, но как лирическую комедию, чуть ближе к нам сместив время действия в 60-е годы прошлого века, умело создавая на сцене атмосферу того времени: когда девушки, живущие в фабричном общежитии, поднимаются на эстраду в парке и поют старые шлягеры «о главном», кажется, они сошли со страниц модных журналов наших мам и бабушек. Именно «нашим мамам» и посвятил спектакль театр. Думаю, это посвящение помогло молодым не просто скопировать прически и повадки прошлого, но почувствовать его аромат, создать убедительные, близкие им и нам характеры. Спектакль, в котором многие острые акценты пьесы смягчены в угоду лиризму, не стал только настроенческим ретро. Подлинность быта передается здесь, ничуть не заслоняя подлинность чувств. Режиссер, поставив «старую добрую сказку о первой любви», оправдал девушек, сделавших главную героиню - правдолюбивую Женьку Шульженко - изгоем, оправдал даже комсорга Лелю, совершившую, пусть невольно, подлость. Однако он не оправдывает время.
Лифанов отдает проходную в пьесе А.Володина роль ворчливой уборщицы блистательной актрисе старшего поколения Людмиле Кара-Гяур. Ее Клара Павловна - вахтерша, почти все время присутствующая на сцене свидетелем, наблюдателем происходящего. Актриса почти без слов играет судьбу бывшей зечки-интеллигентки. Будто бы высохшая и почерневшая от выпавших на ее долю испытаний, она неторопливо закуривает беломорину, вешает на стенку рядом с ключами от комнат портрет Пастернака, поддерживает Женьку, относится к ней сочувственно и уважительно, читает стихи Пастернака - вроде бы о любви, а на поверку - о памяти, о том, что все уходит, но все остается.
В Севастополе как-то особенно звучат слова о прошедшей войне, и вполне естественно то, что среди героев «Фабричной девчонки» есть паренек, поступивший в мореходку. В форму морячков одеты и слуги сцены. А парку, который открывается за окнами общежития, художница Ирина Тарасова придала сходство с родным городским пейзажем.
Замечательно работают молодые артисты, выходя за рамки просто обаятельной, милой истории. Особенно Мария Кондратенко - Женька-максималистка, Нателла Абелева-Таганова - Леля, не просто одиозная общественница, но девушка, отмеченная тайным страданием и пылкой мечтой о счастье, Александр Порываев - Бибичев, без вины виноватый комсомольский вожак, юноша весьма эксцентричный и отнюдь не простой.
Артисты в Севастопольском театре вообще редкостные. Даже в претенциозной комедии Олега Данилова «Семейная идиллия» (режиссер Дмитрий Астрахан), откровенно призванной обеспечить театру кассу, они работают честно. Органичный комик, умеющий быть печальным клоуном, Анатолий Бобер преодолевает банальность своего героя - скучно рефлексирующего писателя Жаровского, попавшего в неловкий любовный многоугольник. Хорошая комедийная актриса Татьяна Бурнакина (жена) и яркая красавица Наталья Романычева (возлюбленная сына, ставшая любовницей отца) уходят от схемы «все бабы - стервы», следить за их игрой интересно.
Художественный руководитель театра Владимир Магар, приглашающий на постановки режиссеров из России, сам на этот раз интерпретировал гоголевского «Ревизора», переименовав его в «Городничего». И понятно почему. В социально заостренном, почти памфлетном спектакле, посвященном нашему не столь давнему общему прошлому и, возможно, схожему будущему, главная фигура - конечно, Антон Антонович, хранитель незыблемых традиций местного «патриархального островка». Не знаю, видел ли режиссер известную постановку Херманиса, действие которой разворачивается в советской столовой. У Магара свой «общепит», на который он взирает трезво, холодновато, но с гораздо меньшим, нежели его прибалтийский коллега, отстранением. Нельзя ненавидеть этих вдохновенных куликов, поющих гимн - эстрадную советскую песенку «Манжерок» - своему обжитому болоту. Весь мир этого городничего - столовая, в которой кому-то на раздаче отпускается полноценная порция, кому-то - остатки супа с плавающими перьями, а кто-то поощряется продуктовым набором, заранее упакованным в сетку-авоську. (Причем переход из одной категории в другую может произойти в любую минуту без всякой логики.) В отличие от рижского «Ревизора», где эксплуатируется один прием и действие происходит на фоне грязных стекол кухни, севастопольский фонтанирует выдумкой, «столовка» художника Бориса Бланка упакована более пышно, детально и аляповато. Клятву верности родному городу чиновники дают на фоне плюшевого багрянца с гигантским гербом, пренеприятнейшее известие объявляется из репродуктора голосом «великого и ужасного» городничего, оказавшегося в жизни этаким добрячком-бодрячком. Боязливые чиновники крестятся на радиоточку, как на икону. А о приезде настоящего ревизора в финале объявляет выкатываемая из недр сцены статуя наподобие Командора. Вечером столовка превращается в кафе для приема почетных гостей: возвышение сбоку начинает мигать огоньками, его занимает вокально-инструментальный ансамбль, готовый в любую минуту вслед за шлягером сбацать народную плясовую или патриотическую хоровую. Причудливо наряженное население вымуштровано по команде произносить речи, подносить хлеб-соль или развлекать танцами, особо вдохновенные исполнители которого впадают в неистовый раж. Это весьма точно совпадает с формулировкой «сама себя высекла» - мало того, что сама, так еще и с мазохистским наслаждением. Так точно изобразить массовую совковую истерию зомбированного восхищения властью удалось до Магара, пожалуй, только Дмитрию Чернякову в мариинском «Иване Сусанине». Среди переставляемых туда-сюда казенных столов и стульев катается кругленьким колобком Сквозник-Дмухановский - Анатолий Бобер, в зеленом нескладно-доморощенном мундире, вышитой украинской рубашке, карикатурно обширной фуражке-аэродроме и кедах. Он может вызвать умиление и жалость, кабы не хищный оскал или самодовольная ухмылка, вдруг проступающие на круглом хлопочущем лице. В финале же именно лицо Антона Антоновича первым преображается в харю, свиное, вернее, кабанье рыло. Мужеподобная Анна Андреевна в уродливых очках и с вытянутой вверх прической, превращающей ее лицо в огурец (Татьяна Бурнакина); въедливая, подростково изросшая, хоть пока еще и живая девица Марья Антоновна (Наталья Романычева); чиновники, в сценах дачи взяток бухающиеся перед мнимым ревизором на колени, да так и передвигающиеся по сцене; Держиморда, которого режиссер превратил в юного пионера с трубой-горном, - все эти лица, и правда, сливаются в звероподобный хоровод. Доминирующие чувства, которые испытывает в этой фантастической «райской обители» Хлестаков - Александр Порываев, достойный партнер городничего, - изумление, отвращение, ужас. Магар очень интересно переворачивает пьесу: перед нами старый мир, чудовищный в своей безжизненности и безнравственности, увиденный со стороны, глазами пришлого столичного стиляги, человека нового поколения, легкомысленного, но неглупого, наблюдательного и чуткого. Порываев играет этакого медиатора, уловителя чужих ожиданий, он делает то, чего от него хотят, впрочем, не упуская плывущие в руки деньги. Недаром в сцене хвастовства Хлестаков трезв - он начинает врать именно что от ужаса, но и испытывая границы тупой доверчивости чиновников: неужели и такую выдумку съедят? А раз съедят все, можно и уколоть ради эксперимента - увлечь рок-н-роллом, французской песенкой.
Жаль, что «Городничий» и «Фабричная девчонка» не стали участниками фестивалей, на которых я побывала после Севастополя. Это серьезные, умные, современные работы.
Лаврова Александра
Журнал "Иные берега", №1 2011 г.
